Никольский Б.В. Жизнь и смерть Николая Кулибина -продолжение 2
К
7 августа в результате переговоров между Англией, Францией и Японией
был выработан общий план использования союзных морских сил. Действия
против Циндао и защиту океанских сообщений союзников к северу от Шанхая
должен был обеспечивать японский флот. Английские и французские крейсера
прикрывали район от Шанхая до Гонконга. «Жемчуг» и «Аскольд» должны
были войти в состав союзной эскадры под командованием английского
вице-адмирала Джерома, состоящую из броненосного крейсера «Минотавр»,
легкого крейсера «Ярмут», японского броненосного крейсера «Ибуки» и
крейсера «Тикума». Основной задачей эскадры был поиск и уничтожение
германских крейсеров. 11 августа на борту наших крейсеров побывал командующий Сибирской флотилией и поздравил экипажи с предстоящим боевым походом. На
следующий день в 6 часов утра «Аскольд» снялся с бочки и направился к
выходу в океан. За ним в кильватер следовали «Жемчуг» и пароход
Добровольного флота «Полтава» с запасом угля. После
прохода траверса острова Аскольд, капитан 1 ранга Иванов, как старший
на переходе, вскрыл секретный пакет и объявил командам крейсеров о целях
и задачах похода. Перед заходом солнца на «Аскольде» была сыграна
боевая тревога, и команда посменно находилась на боевых постах по
боевому расписанию до полного рассвета. Это положение на «Аскольде»
выполнялось неукоснительно и соответствовало положениям Боевого устава. К
сожалению, нарушение именно этих статей устава, в скором времени явится
причиной катастрофы с собратом по плаванию,- крейсером «Жемчуг». Утром
16 августа корабли подошли к острову Формоза, а утром следующего дня
пришли в Гонконг. Пройдя все необходимые дипломатические формальности и
пополнив запасы, крейсера были готовы выполнять боевые задачи. На оба
крейсера прибыли к качестве офицеров связи офицеры морской пехоты с
сигнальщиками хорошо владевшими русским языком. 19
августа оба крейсера вышли в море на поиск действовавшего в Индийском
океане германского рейдера «Emden» и снабжавших его угольщиков. Через
три дня, 22 августа, «Жемчуг» направился в самостоятельное крейсерство.
Последний раз он встретился с «Аскольдом» 30 августа в Гонконге, где
«Жемчуг» находился до 14 сентября, ожидая прибытия транспорта «Amiral
Orli», везшего из Таньдзиня французскую пехоту и резервистов из Китая, а
затем повел его в Хайфон. Там транспорт принял на борт войска, и
«Жемчуг» отконвоировал его в Сайгон, а затем – в Сингапур, прибыв туда
25 сентября. 30 сентября командир «Жемчуга» капитан 2 ранга барон И.А.
Черкасов получил у вице-адмирала Джеррама новые инструкции: выйти с
конвоем четырех транспортов в Пенанг, там передать их английскому
крейсеру «Yarmouth», а самому направиться в крейсерство к Никобарским и
Андаманским островам. «Жемчугу»
достался серьезный противник. Крейсер «Эмден», входил в состав эскадры
вице-адмирала графа М. фон Шпее, базировавшейся в начале войны на Циндао
(бывший китайский Киао-Чао), отделился от нее и направился для
самостоятельных действий сначала к Цусимскому проливу, где первой
жертвой «Эмдена» стал русский пассажирский пароход «Рязань», приведенный
в Циндао и переоборудованный во вспомогательный крейсер «Корморан». Из
Циндао «Эмден» направился в Индийский океан, где захватил и потопил 16
английских транспортов, четыре английских транспорта захватил и
отпустил, один греческий и один английский пароход использовал как
угольщики. Между делом, «Эмден» успешно обстрелял нефтяные цистерны в
порту Мадрас. Если
сравнивать командира «Жемчуга», барона Черкасова с командиром «Эмдена»
фригаттен-капитаном К. фон Мюллером, если вообще таковое сравнение
уместно, то командир русского крейсера по многим параметрам уступал
немцу. Мюллер прекрасно ориентировался в сложной обстановке военного
времени, анализировал радиопереговоры противника, показания личного
состава захваченных кораблей и судов. Кроме того, командир «Эмдена»
успешно использовал средства маскировки, изменяя силуэт корабля
устройством фальшивой четвертой трубы (английские и японские крейсеры,
действовавшие в Индийском океане, были четырехтрубными) пользовался
окраской, похожей на окраску английских крейсеров. Анализируя
информацию, полученную от капитанов, остановленных судов союзников,
пользуясь агентурной информацией, получаемой при сеансах радиосвязи со
своим командованием, командир «Эмдена» грамотно планировал свою боевую
деятельность. Узнав на одном из остановленных пароходов, что военные
корабли противника активно используют для стоянок практически не
защищенную гавань Пенанг и очень плохо обеспечивают свою охрану и
оборону, фон Мюллер 13 октября направил туда свой крейсер. По нашей
версии, Мюллер был хорошо информирован о наличии судов и боевых кораблей
союзников в гавани Пенанга, иначе он не пошел бы на такой отчаянный
риск. «Жемчуг»
только что закончил осмотр Никобарских и Андаманских островов в поисках
«Эмдена». Без большой натяжки, можно утверждать, что на данном этапе
боевого состязания именно «Жемчуг» представляя основную опасность для
«Эмдена», и К. фон Мюллер имел все основания целенаправленно охотиться
за ним. Роль дичи и охотника внезапно поменялись местами. Командир
«Жемчуга», по просьбе механика, неоднократно напоминал командиру
эскадры о крайней необходимости в чистке и щелочении котлов корабля,
настаивая на проведении ремонтных работ в Сингапуре, где была отличная
ремонтная база, обеспеченная всеми видами обороны, но адмирал Джеррам
приказал вести корабль в незащищенный и малоприспособленный для ремонта
порт Пенанг, что и было исполнено бароном Черкасовым 13 октября. По
прибытии в порт, команда «Жемчуга» немедленно приступила к ремонтным
работам. Все котлы, кроме одного были выведены из действия, при этом
пренебрегли тем фактом, что дежурный котел не мог полноценно обеспечить
нормальное энергообеспечение и требуемую степень боеготовности корабля, в
частности, – работы снарядных элеваторов и водоотливных средств. В
последствии, именно этот факт, с полным на то законным основанием, был
поставлен в вину старшему офицеру корабля Кулибину. Следует
отметить, что в течение всей кампании обстановка на «Жемчуге» была
весьма нервозной, не способствовавшей нормальному несению боевой службы.
Источником этой нервозности был, по показаниям офицеров крейсера,
командир корабля, капитан 2 ранга И. Черкасов, отличавшейся
нетерпимостью к чужому мнению и трудно объяснимым нежеланием
поддерживать на должном уровне боеготовность корабля. Некоторым
оправданием командиру могло служить его самочувствие. Во время
Русско-японской войны Черкасов был тяжело ранен,- сильные боли в ноге
сопровождали его все эти годы. Единственным лекарством в подобной
ситуации был, как известно,- морфий. Этим, должно быть, объясняются и
некоторые «нестандартные» для боевой обстановки приказания и заведенные
на корабле порядки. Весьма характерными являлись эпизоды, когда командир
запрещал объявлять боевую тревогу при обнаружении в море неизвестного
судна (хотя это было стандартным уставным требованием); радиопереговоры с
«Аскольдом» велись открытым текстом, при этом неоднократно сообщались
координаты корабля. На недоуменные вопросы старшего офицера командир
отвечал, что «русского языка все равно никто не знает». Во время стоянки
в незащищенном порту Блэр, на Андаманских островах, барон Черкасов
съехал на берег, запретив выставлять вахту у орудий «чтобы не
нервировать уставшую команду». Пройдет несколько дней и совокупность
всех этих отступлений от требований боевого устава приведет к
катастрофе… 14
октября в Пенанг на коммерческом пароходе прибыла жена барона
Черкасова, вызванная его телеграммой. Сославшись на очередной болевой
приступ, командир крейсера, в «лучших флотских традициях», в окружении
пятерых офицеров корабля, съехал на берег в ресторан, приказав убрать
боезапас в погреба, так как снаряды чрезмерно нагревались из-за высокой
температуры наружного воздуха. Старший офицер крейсера Н. Кулибин
добился разрешения оставить около двух дежурных орудий по пять снарядов в
кранцах первых выстрелов и зарядить эти орудия. Обстановка
в порту не располагала к войне. Несмотря на то, что уже заканчивался
третий месяц войны, все маяки, входные и створные огни Пенанга
светились, как в мирное время. В
4 часа 50 минут 15 октября «Эмден», скрыв все огни, с фальшивой трубой,
которая делала его похожим на английский крейсер «Ярмут», вошел в
гавань Пенанга; дозорный корабль – французский эсминец «Mousquet»
беспрепятственно пропустил его и не поднял тревоги. Разглядев на фоне
редких огней силуэт боевого судна с высокой мачтой между второй и
третьей дымовыми трубами, фон Мюллер принял решение на атаку. Как писал
впоследствии старший офицер «Эмдена» лейтенант фон Мюкке, на «Жемчуге»
царили мир и тишина. Ни вахтенного начальника, ни сигнальщиков,
призванных наблюдать за обстановкой, не было видно. На
«Жемчуге» все же увидели «Эмден»: вахтенный офицер мичман А.К. Сипайло
послал рассыльного к старшему офицеру сообщить о появлении на рейде
нового боевого корабля. По показаниям членов экипажа, на «Эмден» был
послан по международному своду семафор с запросом и получен ответ:
«Ярмут», прибыл для постановки на якорь». В
5 часов 18 минут «Эмден» с расстояния около 1 кабельтова (183 метра!)
выпустил торпеду, попавшую в борт «Жемчуга» в корме, в районе
румпельного отделения, и открыл артиллерийский огонь по носовой части
корабля. От взрыва торпеды крейсер получил тяжелые повреждения: были
затоплены кормовые котельное и машинное отделения, кормовые патронные
погреба, разрушены лазарет и каюта командира, выведены из строя два
орудия. На «Жемчуге» началась паника, часть команды из числа ночевавших
на верхней палубе бросилась за борт. Н. Кулибин и артиллерийский офицер
Ю. Рыбалтовский сумели восстановить относительный порядок, но матросы,
занявшие места у орудий, не обнаружили снарядов, – элеваторы подачи
боезапаса не действовали. Рыбалтовский сам открыл огонь из кормового
орудия, произведя несколько выстрелов; по его показаниям, два снаряда
попали в «Эмден». Немецкие данные этих попаданий не подтвердили. Мичман
А. Сипайло открыл огонь из носового орудия и, по показаниям членов
экипажа, первым же выстрелом добился попадания, вызвавшего пожар на
«Эмдене». Второй выстрел орудия Сипайло совпал с прямым попаданием
германского снаряда, уничтожившего орудие и всех находившихся возне него
людей. По
свидетельству фон-Мюкке: «На «Жемчуге» собрались с силами и открыли по
нам огонь. Орудия на нем стояли крупнее наших и русские снаряды могли
причинить нам большой вред…». Поэтому «Эмден» развернулся другим бортом и
с расстояния 2 кабельтова (396 метров) выпустил вторую торпеду, которая
попала в крейсер под передним мостиком и вызвала взрыв носового
снарядного погреба – гигантский столб дыма и пара поднялся на высоту
почти 150 метров, а через минуту из воды торчал только обломок мачты:
«Жемчуг» затонул на глубине 30 метров. Находившиеся
на рейде французские корабли – канонерская лодка «DIberville»,
миноносцы «Pistolet», «Fronde» – по некоторым данным, открыли огонь по
германскому крейсеру, но их снаряды давали перелеты и разрывались среди
торговых судов; по другим данным, чтобы не привлечь к себе внимание
рейдера, они вообще не стреляли. Находившейся в охране рейда «Mousquet»,
услышав стрельбу, вступил с «Эмден» в неравный бой, имея на вооружении
лишь одно 65 мм. орудие и шесть 47-мм. орудий; французскому кораблю
удалось даже выпустить торпеду, не достигшую цели. Ответным огнем с
«Эмдена» миноносец был потоплен в течение пяти минут. Я
так подробно остановился на описании постигшей «Жемчуг» трагедии, не
только для того, чтобы правильно оценить степень ответственности за
случившееся старшего офицера крейсера старшего лейтенанта Николая
Кулибина, но еще и потому, что большинство материалов, опубликованных по
данному трагическому сюжету, дают крайне противоречивую, информацию. Услышав
пальбу и взрывы в порту, барон Черкасов, почуяв неладное, выбежал из
гостиницы, вскочил в проезжающий мимо автомобиль и прибыл на пристань,
успев, по его словам, «энергично организовать спасение оказавшихся в
воде членов экипажа вверенного мне крейсера». В
результате трагического происшествия, из 335 членов экипажа погибли
один офицер и 80 матросов и унтер-офицеров, семеро умерли от ран и
ожогов впоследствии, девять офицеров и 113 матросов и унтер-офицеров
были ранены. По
факту гибели крейсера была создана правительственная комиссия, которая
всю вину за случившееся возложила на капитана 2 ранга И. Черкасова и
старшего лейтенанта Н. Кулибина. Выводы
правительственной комиссии, учитывали специфику военного времени,- были
жестки, но справедливы. Анализ событий, предшествовавших катастрофе,
выявил вопиющие нарушения Морского устава, Боевого устава флота,
требований многих повседневных расписаний и боевых инструкций. Постараемся
объективно взглянуть на трагическую гибель крейсера. С самого начала
автономного плавания барон Черкасов установил для команды «курортный»
режим службы. Строго не контролировалось несение боевых вахт,
отсутствовало повахтенное расписание отдыха команды. Допускалось
снижение уровня боевой готовности. Так, при появлении на видимости
неопознанных судов на корабле не игралась боевая тревога,- личный состав
не занимал места согласно боевого расписания, оружие не приводилось в
боевое состояние. Прислуга ночью не находилась на боевых постах,
согласно утвержденных степеней боевой готовности, соответственно, не
определялись дежурные боевые средства, орудия и торпедные аппараты, к
ним не подавался боезапас. В сентябре, при выполнении боевой задачи при
конвоировании транспортов союзников, командир корабля допускал грубейшие
нарушения правил радиообмена,- находясь у Филиппинских островов, он
отослал на «Аскольд» нешифрованную телеграмму с указанием своего места. При
стоянках в портах не выполнялись соответствующие расписания, призванные
обеспечить боевую готовность. Не соблюдалась светомаскировка, как то
требовалось расписаниями военного времени,- включались якорные огни, не
уливалась сигнальная вахта. Посторонние лица имели возможность посещать
крейсер, при этом никто не контролировал их перемещения по кораблю. В
начале октября после выполнения задачи в районе Никобарских и
Андаманских островов, «Жемчуг» имел стоянку в незащищенном порту Блер
для пополнения запасов угля. При этом, было включено палубное освещение и
отсутствовала прислуга у орудий. Сам же Черкасов, прихватив с собой
пять офицеров, съехал на берег и пробыл там весь вечер, хотя был
предупрежден о том, что «Эмден» трижды появлялся в районе этого порта. Пренебрежение
к соблюдению элементарных мер безопасности рано или поздно должно было
привести к трагическим последствиям. Так оно и случилось. Степень
вины командира и старшего офицера определил военно-морской суд. Смысла
нет вникать в подробности обвинительного заключения, оглашенного на
закрытом заседании 11 сентября 1915 года. Командиру вменялось в вину
халатное отношение к службе; кроме того, он допустил, что его
сопровождала жена, передвигаясь на частных пароходах из порта в порт, к
месту очередной стоянки крейсера. Причем, Черкасов сообщал жене в
телеграммах и письмах места очередных стоянок. Старший
лейтенант Николай Кулибин, оставшись за командира, не принял надлежащих
мер к обеспечению боеготовности корабля. Суд приговорил обоих, с учетом
беспорочной службы и наград за Русско-японскую войну, лишить чинов,
орденов, других знаков отличия, исключить из военно-морской службы,
лишить дворянства, всех прав и преимуществ и отдать в
исправительно-арестантское отделение гражданского ведомства (Черкасова
на 3,5 года, Кулибина на 1,5 года), или при отсутствии мест – в тюрьму
гражданского ведомства на самые тяжелые работы. Со
дня трагической гибели крейсера до завершения следствия и
последовавшего суда прошли долгие десять месяцев. Весь этот период,
подследственные, капитан 2 ранга Черкасов и старший лейтенант Кулибин
находились под домашним арестом во Владивостоке, куда они были
доставлены 3 декабря вместе с оставшимися в живых членами экипажа на
борту вспомогательного крейсера «Орел». Уже 27 декабря «Орел», приняв на
борт 152-мм снаряды и другие припасы для обеспечения боевой
деятельности крейсера «Аскольд», вышел в Сингапур. На борту его
находились прикомандированные офицеры «Жемчуга» – лейтенант Рыбалтовский
и мичман Осипов. После передачи грузов для «Аскольда» вспомогательный
крейсер направился в Пенанг. По прибытии в порт установили на кладбище
чугунный крест на братской могиле моряков «Жемчуга» и приступили к
работам на затонувшем корабле. К 23 января удалось поднять одно 120 мм.
орудие, которое стояло на юте, пулемет, шесть оптических труб с
прицелов, кормовой прожектор. Работам сильно мешало течение, большое
количество ила, загроможденность палубы обломками корабельных
конструкций, большой крен на правый борт. В ходе обеспечения водолазных
работ погиб старший минер вспомогательного крейсера «Орел» лейтенант
Черепков. В начале февраля работы по указанию российского консула были
свернуты и «Орел», забрав из местного госпиталя 14 остававшихся на
излечении членов экипажа «Жемчуга», убыл в Сингапур, где принял участие в
подавлении восстания полка сипаев. Во Владивосток вернулись только в
марте 1915 года. С командиром «Орла» российский консул из Сингапура
передал председателю правительственной комиссии документы по
обследованию корпуса «Жемчуга», а также – материалы консульского
расследования по шпионскому следу, как одной из возможных предпосылок
гибели крейсера. Но на ход следствия, судя по заключению суда, это едва
ли повлияло. У барона Черкасова с Николаем Кулибиным были сложные
отношения. У Кулибина были все основания, признавая свою долю
ответственности за гибель корабля, винить Черкасова в трагедии. На фоне
скандалов и судебных процессов в связи с неудачами на германском фронте,
Черкасову и Кулибину грозило жесточайшее наказание. Все
эти месяцы любвеобильная супруга барона Черкасова, задействовав свои
немалые связи, приложила максимум усилий, чтобы смягчить приговор мужу.
Результат нам известен. При конфирмации приговора император наложил
резолюцию: «разжаловать в матросы и отправить на фронт». Черкасов попал
на Кавказский фронт, а Кулибин направлен в морскую бригаду под Ригу.… В
это время наш скромный и многострадальный герой, бывший старший
лейтенант, бывший кавалер трех боевых орденов, бывший потомственный
дворянин, а ныне – штрафованный матрос 2-й статьи Николай Кулибин был
направлен для прохождения дальнейшей службы в «ударный батальон» особой
морской бригады, воевавшей на Двинском участке Северо-Западного фронта.
Своей отвагой он заметно выделялся даже среди тех сорвиголов, из которых
был сформирован батальон. В ходе боев, руководя подвижным пулеметным
расчетом, Кулибин неоднократно отличился, – получил звание унтер-офицера
и был награжден солдатскими Георгиевскими крестами 4 и 3 класса. По
представлению командования бригады, и по ходатайству командующего
Балтийским флотом перед Императором 01.09.1916 года младший унтер-офицер
Николай Кулибин был восстановлен в прежнем воинском звании, ему вернули
ордена, право на пенсию и прочие привилегии. Судьбе на этот раз было
так угодно распорядиться, что рядом с батальоном, в котором воевал
штрафованный матрос Кулибин, были позиции батальона, в котором
командиром 1 роты, а затем 9-й батареи был старший лейтенант Борис
Воробьев. С Воробьевым мы распрощались в июне 1914 года, когда он принял
дела флагманского минера Сибирской флотилии у Кулибина. Воробьев.
Прежде чем очутиться в ударном морском батальоне Северо-Западного
фронта, старший лейтенант Воробьев послужил минером на номерном № 128
миноносце, прошел курс обучения в Офицерском классе подводного плавания,
прослужил старшим офицером на новых подводных лодках «Барс» и «Волк».
Извилистой и сложной была боевая биография этого офицера. Вернувшись в
марте 1917 года на подводные лодки, и приняв командование «Львицей»
старший лейтенант Борис Воробьев погибнет в боевом походе со своим
экипажем в июне 1917 года… Восстановленный
во всех своих прежних правах, старший лейтенант Кулибин был направлен
для прохождения дальнейшей службы в бригаду траления Балтийского флота.
Он был назначен командиром тральщика (бывшего миноносца) «Подвижный». За
выполнение ряда ответственных боевых задач, был представлен к
награждению орденом Святого Владимира 4-й степени и к присвоению
очередного воинского звания капитан 2 ранга. Трагедия
гибели «Жемчуга» не сломила Кулибина, он опять в боевом стою, у него
определились перспективы в службе. Еще не поздно наверстать упущенное. В
это время более успешные его однокашники: капитан 2 ранга Бескровный
Борис, военно-морской агент в Дании; капитан 2 ранга Аверкиев-
инструктор минного дела на английском ВМФ; капитан 1 ранга Альтфатер –
начальник военно-морского управления при командующем войсками армий
Северного фронта, будущий адмирал; капитан 2 ранга Борис Бескровный –
командир подводной лодки «Судак», отличившийся своим мастерством на
Черном море; капитан 2 ранга Николай Гудим, подводник – новатор, еще в
декабре 1915 года погиб с боевом походе, командуя экипажем подводной
лодки «Акула»; капитан 1 ранга Дудоров- начальник Воздушной дивизии
Балтийского моря, будущий адмирал; капитан 1 ранга Егорьев- начальник
Главного управления личного состава на базе ГМШ; капитан 1 ранга Кукель –
исполняющий дела 2-го помощника морского министра, председатель
совещания по судостроению; капитан 2 ранга Павел Лахматов минер 1-го
дивизиона подводных лодок Черноморского флота; капитан 1 ранга
Новопашенный – помощник начальника службы связи Балтийского моря;
капитан 2 ранга Пилкин- командир эсминца «Новик»; капитан 2 ранга
Четверухин- начальник 3 отделения 1-й морской партии траления
Балтийского моря; капитан 2 ранга Шварц- начальник 2-го дивизиона
тральщиков Балтийского моря; капитан 1 ранга Заев – начальник
Черноморской воздушной дивизией, будущий адмирал; Поливанов Сергей
Матвеевич – капитан 1 ранга; капитан 1 ранга Городысский – флагманский
артиллерист штаба ЧФ; капитан 2 ранга Поливанов Михаил Митрофанович –
командир эсминца «Уссуриец», капитан 2 ранга Гильдебрант- командир
тральщика «Взрыв» 1-го дивизиона траления БФ. Я
не случайно завершил перечень однокашников Кулибина Поливановым и
Гильдебрантом. На тот момент – они наиболее близки по своему служебному
положению и по месту службы, – командуют кораблями 2-го ранга, они же
станут и первыми жертвами бандитско-революционного? произвола 3 марта
1917 года в Гельсингфорсе. (продолжение следует)
