Никольский Б.В., Жизнь и смерть Николая Кулибина - продолжение 3
За
девяноста послереволюционных лет было опубликовано много свидетельств
«красного» и «белого» террора. Много споров по сей день идет о том, кто
был инициатором террористического беспредела в ходе гражданской войны,
приводятся убедительные факты того, что террор не прекратился и после
войны. При этом мало кто пытался всерьез исследовать источники и причины
«революционного» произвола февраля- марта 1917 года. А ведь обоюдная
ненависть, порожденная событиями февраля- марта на фронте, в базах флота
и в столицах явилась детонатором последующих акций террора в ходе
гражданской войны. Стихийная ненависть крестьян и рабочих, ставших на
время войны матросами и солдатами, к своим извечным угнетателям дворянам
и буржуям, в лице офицеров флота и армии, – якобы она была основой
этого бессмысленного и беспощадного русского? бунта. Так пытались
представить политический террор в период февральского переворота
советские и им согласно вторили многие буржуазные историки. Так ли это
было на самом деле? Даже непосредственным участникам и свидетелям тех
кошмарных событий трудно было разобраться в их истинных побудительных
причинах. Тем более, что правдивая информация была крайне нежелательна
истинным организаторам террора. Наше
поколение знакомилось с революционными событиями на флоте по
фильму-пасквилю Эйзенштейна «Потемкин» и по фильму-мелодрамме «Мичман
Панин». В первом,- офицеры броненосца были представлены жестокими
«драконами», которые только и жаждали матросской крови, а во втором,-
обаятельный молодой мичман, революционный романтик, которого сыграл
молодой актер Тихонов, вызывал у непосвященной публики сочувствие и
восхищение. Не было никогда в российском Императорском флоте такого
офицера, который бы целенаправленно потворствовал явным разрушителям
существовавшего строя и более того,- участвовал в революционных акциях.
Образ этот слишком нежно «смоделирован» с Федора Раскольникова (Ильина).
Но Раскольников не был кадровым морским офицером, – он был мичманом из
так называемых «черных» гардемаринов и внедрялся он в офицерскую среду
по заданию партии. Если же вспоминать мелодраматическую фигуру Петра
Шмидта, то истоки его революционности следует искать в его душевной
болезни. Слишком
многие партии, планируя свои акции, делали ставку на военно-морской
флот, учитывая его мобильность, значительную пролетарскую прослойку
среди матросов. Они рассматривали флот, как эффективный инструмент в
ходе будущей борьбы за власть. Особенно преуспели в этом на Балтике,-
большевики и эсеры, на Черном море – меньшевики и анархисты. Все они,
соревновались в расшатывании и разложении матросской массы. Об этом
написана масса книг, приводится много свидетельств. В 1924 году один из
заметных большевистских деятелей, бывший присяжный поверенный еврей
Шпицберг в приватном разговоре с бывшими морскими офицерами, вспоминая
минувшие дни, весьма авторитетно заявил, что убийства морских офицеров
были санкционированы ЦК большевиков, эсеров, анархистов и носили
плановый характер. К открытому террору прибегли потому, что не
оправдались расчеты на то, что из-за тяжелых условий службы, военного
режима и требовательности командования, переворот автоматически вызовет
резню офицеров. Шпицберг говорил: «Прошло два, три дня с начала
переворота, а Балтийский флот, умно руководимый своим командующим
адмиралом Непениным, жил спокойной, размеренной жизнью. Тогда пришлось
для «углубления революционного процесса», пока не поздно, отделить
матросов от офицеров и вырыть между ними непроходимую пропасть ненависти
и недоверия. Для этого-то и были убиты адмирал Непенин, Бутаков, и
другие офицеры. Образовалась «пропасть», не было больше умного
руководителя, офицеры уже смотрели на матросов как на убийц, а матросы
боялись мести офицеров в случае реакции….». Шпицберг
был прав, именно мартовский беспредел расколол флот на правых и левых, в
последующем, на «белых» и «красных». Но было очевидно и то, что
инициатива в этой бандитской резне шла не от матросской массы, а от
провокаторов-революционеров, – от вождей революции. Эти
убийства имели целью создание обстановки психологического террора. И
эта цель тоже была достигнута. Вся дикость состоит в том, что эти
убийства никем не были осуждены. Разве пресловутое общественное мнение
требовало их расследования, разве оно их резко порицало?...Впрочем, о
чем тут толковать, если сам военно-морской министр нового правительства
Гучков санкционировал награждение Георгиевским крестом унтер-офицера
запасного батальона Волынского полка Кирпичникова за то, что тот убил
своего батальонного командира…Правительство Керенского, не просто
объявило амнистию явным убийцам, а те из них, кто в процессе самообороны
офицеров был убит, были объявлены героями и жертвами революции и
торжественно были захоронены. Целый ряд надмогильных крестов на
кладбищах Гельсингфорса и Кронштадта остался живым укором этим господам
от революции и требовал отмщения. К чести основной массы балтийских
матросов следует отнести то, что на передовой позиции в Моонзунде, в
Ревеле, где зимовали бригада крейсеров, дивизия подводных лодок и часть
минной дивизии, – много плавающие и часто входившие в соприкосновение с
неприятелем и в этой связи менее подверженные революционной пропаганде,
жертв среди офицеров практически не было. Кстати, Черноморский флот,
руководимый умным, гибким и решительным адмиралом Колчаком в марте
избежал подобных жертв, и только в декабре 1917 года, когда Колчак был
уже далеко, и в Севастополе пролилась офицерская кровь… Итак,
3 марта 1917 года волна беспорядков и бандитского произвола захлестнула
базы Балтийского флота. В своих воспоминаниях об этих событиях написал
капитан 2 ранга Г.К. Граф: «На 1-м дивизионе тральщиков команда тоже
была в очень приподнятом настроении, но убийства не производились,
исключением стала команда тральщика (бывшего миноносца «Ретивый», на
котором были убиты командир лейтенант А.Н. Репнинский и мичман Д.Н.
Чайковский). Большинство
офицеров этого дивизиона в это время отсутствовало, но как только были
получены тревожные сведения, сейчас же все приехали на суда. Один из
командиров, старший лейтенант Кулибин, возвращаясь на свой тральщик,
встретил по дороге большую группу из матросов, солдат и рабочих. На него
тут же набросились, хотели арестовать и, пожалуй, прикончили бы , но за
него вступились матросы его дивизиона; благодаря им, он был отпущен. Добравшись
до своего судна, он ничего особенного на нем не заметил. Команда была
совершенно спокойна и к нему очень доброжелательна, так как он был ею
любим. Поговорив с ними о происходящим, Кулибин спустился к себе в
каюту. Через
некоторое время он вдруг услышал, как его кто-то зовет с верхней
палубы. Поднявшись на нее, он увидел, что у трапа с револьвером в руке
стоит матрос с «Ретивого». Так как вид у него был угрожающий, то Кулибин
хотел спуститься в каюту и взять револьвер. Но было уже поздно.
Раздалось несколько выстрелов, и он упал, раненый двумя пулями. Матрос
же продолжал стрелять, пока одна из пуль, рикошетировав от стальной
стенки люка, не попала ему в живот и он упал. Сбежалась команда
тральщика, сейчас же обоих снесли в госпиталь, но убийца, промучившись
несколько часов, умер. Кулибин
был очень тяжело ранен, так как одна из пуль задела позвоночный столб, и
он больше года пролежал почти без движения, имея парализованными ноги и
руки. Убийцу же причислили к «жертвам революции» и торжественно
похоронили в красном гробу». В
эту же проклятую ночь были убиты однокашники Кулибина по Морскому
корпусу, – командир тральщика «Взрыв» – капитан 2 ранга Кирилл
Гильдебрант и командир миноносца «Уссуриец» – капитан 2 ранга Михаил
Поливанов. Бесчинствующая пьяная толпа из гарнизонных солдат и матросов
береговых служб шла от корабля к кораблю, неся смерть.. Именно в это
время погибли братья, – капитан 2 ранга Львов Лев Константинович, офицер
1-го дивизиона тральщиков, и старший лейтенант Львов Николай
Константинович – командир миноносца «№ 218». Еще 1 марта в Кронштадте
был убит капитан 1 ранга Повалишин Николай Иванович, командир линейного
корабля «Александр11». Пули его настигли льду, когда он, видя, что ему
неизбежно грозит смерть, пытался скрыться от преследователей. Убийцы
разгуливали по Петрограду и даже здесь их никто не пытался остановить,-
27 марта, пытаясь преградить путь бесчинствующей толпе, на палубе
«Авроры» был убит командир крейсера капитан 1 ранга Никольский Михаил
Ильич. Долгое
время считалось, что в эти дни от рук наемных убийц и обезумевшей от
крови толпы погибло двадцать пять человек. По сведениям работника
Центрального военно- морского музея М. Беспяткина, общее количество
жертв среди офицеров только в событиях 1- 4 марта 1917 года на
Балтийском флоте достигает 95 человек, в том числе в Гельсингфорсе – 45,
Кронштадте – 40, Ревеле – 5, Петрограде – 4. Пропали без вести 11 и
покончили с собой 4 офицера. Кроме того, погибло более 20 кондукторов.
Список убитых в феврале-марте в Гельсингфорсе и Кронштадте (80) фамилий
опубликован А. Чижовым в морском информационном вестнике «Андреевский
флаг», №3-4 за 1992 год.
Команда
тральщика очень трогательно относилась к Кулибину, матросы часто
навещали в госпитале своего бывшего командира, приносили фрукты и цветы.
Промучившись практически полтора года, капитан 2 ранга Кулибин
(очередное звание было присвоено ему 28.07.1917) ушел из жизни. Исключен
из списков как умерший приказом командующего флотом Балтийского моря
№504 от 20.08.1918. ( на основании отношения смотрителя Петроградского
императора Петра Великого госпиталя от 10.08.1918). «Подельник»
Кулибина по делу «Об утоплении в порту Пенанг легкого крейсера
«Жемчуг»,- бывший барон, бывший капитан 2 ранга и кавалер шести орденов,
а ныне штрафованный матрос 2-й статьи Иван Александрович Черкасов был
направлен для продолжения службы в Урмийско-Ванской озерной флотилии.
Его любящая жена не изменила своим привычкам и последовала с ним на
фронт, работая в одном из прифронтовых госпиталей, поддерживала
опального мужа морально и физически. Командование флотилии с пониманием
отнеслось к бывшему командиру крейсера, ветерану Русско-японской войны и
способствовало его реабилитации, тем более, что, несмотря на свои
некоторые недостатки, Черкасов был смелым и порядочным человеком,
стремящимся отличиться в бою. За участие в боевых действиях по
обеспечению высадки десанта в районе порта Ризе, среди награжденных
солдатским орденом Святого Георгия 1У степени, было и имя Черкасова. По
ходатайству командующего флотилией и командующего фронтом Великого князя
Николая Николаевича-Старшего, Император восстановил опального барона во
всех утраченных по суду правах. Но в отличие от Николая Кулибина,
капитан 2 ранга, барон Черкасов не стал более испытывать судьбу и в
марте 1917 года вышел в отставку с присвоением очередного звания
«капитан 1 ранга». Во время гражданской Черкасов, вернувшись из
отставки, служил на штабных должностях в морском министерстве
Вооруженных сил Юга России и был эвакуирован в Константинополь в январе
1920 года. 28 августа 1920 года возвратился в Русскую Армию в
Севастополь на корабле «Константин». К лету 1921 года был в
Константинополе. В эмиграции во Франции. Умер 11 марта 1942 года в
Париже, похоронен на кладбище Сент-Женсьев-де-Буа под Парижем. По
отдельным, не заслуживающим серьезного отношения литературным
источникам, группа бывших матросов крейсера «Жемчуг», оказавшихся в
эмиграции, поклялась поквитаться за гибель корабля с командиром крейсера
«Эмден» Мюллером, и в 1934 году в одном из Мюнхенских кабаков свою
клятву представители этой группы довели до логического конца,
спровоцировали пьяную драку, в ходе которой отставной капитан 1 ранга и
кавалер многих высших наград Германии фон Мюллер скончался от удара в
висок фирменной пивной кружкой… С жестким металлическим скрипом замкнулось еще одно кольцо из бесконечной спирали хитросплетения сложных военно-морских судеб… НИКОЛЬСКИЙ БОРИС ВИТАЛЬЕВИЧ, член Русского Исторического общества
